|
|
|
 № 54864
|
 |
Эстерлита |
 |
Рейвенкло (3) |
|
| Город проживания: Москва (Россия) |
| Пол:Ж |
Она забавная зверушка – эта Сказочница. Из тех, кого ранит каждое неосторожное слово, но из тех, кто хорошо это скрывает, из тех, кто чувствует стены даже с близкими людьми и поэтому часто бывает одинок… но иногда в ней просыпается такое интересное, неожиданно сильное, существо – и из-за этого чуть щекочет в груди.
А потом на лице появляется уверенная улыбка, шаг становится твёрже, взгляд устремлён вдаль, - она знает, что всё будет – рано или поздно, так или иначе. И всё будет хорошо. Она скользит над проблемами, не осознавая их всерьёз, с усмешкой думая, что это – всего лишь мимолётное, а рядом с ней бежит Вечное – то, что не бросит никогда, от чего не уйдёшь, потому что любишь, потому что это твоё.
Рядом люди. Те, кого давно уже признала друзьями, те пятеро, которым тихо шепчешь "Семья", те, чья боль и радость – её, те, кто учат, отчего Вечное рядом растёт. Те, которые всегда примут и поймут, посоветуют, направят и тепло улыбнуться. Но иногда роли меняются – учителя тоже люди.
Она любит их. Правда, наверное, с трудом верит, что можно любить её.
Она лежала у меня на коленях, повернувшись лицом куда-то вдаль, словно не хотела ни на кого смотреть и тихо вещала о том, что ей сейчас грустно и почему, собственно, так. Видимо, нажаловавшись мне, она более или менее отошла, ибо повернулась ко мне лицом, смотря снизу вверх. А потом полезла за телефоном.
- Красивый, правда? – поинтересовалась она, смотря на фоновый рисунок. Я заинтересованно покосился на экран. Там стояла моя фотография.
- Прекрати, - грозно сообщил я сестре, пытаясь закрыть её телефон. Сейчас опять начнёт "как рядом с таким …(далее следует куча прекраснейших характеристик, совсем мне не свойственных)… могла оказаться я (далее следует куча жутких характеристик, которых у неё нет).
- У меня жутко красивый…
- Хватит!...
- …чертовски умный…
- …укушу!...
- …чудесный…
- …прекратииии!...
- …старший брат!
Она смотрела на меня смеющимся взглядом, понимая моё искреннее негодование (естественно, не в первый раз уже) и подняла руку, начиная лохматить мою несчастную шевелюру.
- Я тебя люблю, - возмущённо сообщила она, таким тоном, будто я в этом виноват. Свалился тут на голову такой чудесный (господи, что ж она обо мне думает…), а ей теперь его любить.
- И я тебя, - улыбнулся я, целуя её в нос.
В её жизни всегда есть человек, которому бросается всё – вся способность любить, мысли каждую секунду, полное проживание проблем, бешеная эмпатия… наверно, её жизнь можно разделить на периоды в зависимости от того, кто когда был таким человеком.
Она умеет многое, но кое-как.
В её плеере – много детских песенок, да и сама она – начинающая Волшебница с чем-то от наивного маленького ребёнка, если она не вообще наивный маленький ребёнок. Вечно лохматый, не заботящийся о своём внешнем виде, улыбающийся Миру, пытающийся заглянуть за грань, танцующий под дождём и раскрывающий свои объятия Ветру.
Иногда в её руках витает Вершительство. Она любит чудеса и любит находить их. Возможно, они любят её. А возможно, её ещё любят бродячие сюжеты между мирами. Но по крайней мере, она их точно любит.
Она пропускает все события через себя, и, наверно, частенько из-за этого мучается.
Она любит исполнять желания – подарить другу флейту, о которой попросили в час ночи жалобным голосом, вручить давно желанные книжки – мало ли что. Правда это далеко не всегда получается.
Я не верила своим глазам.
Я в час ночи попросила ей подарить мне флейту – ни с того ни с сего, просто потому что мне отчаянно понравилось пытаться что-то изобразить на её флейте тогда, в яблоневом саду, когда от каждого резкого звука на нас падали яблоки, и верить в то, что у меня что-то получится.
А теперь она с улыбкой протягивает мне флейту. Которая теперь моя.
- Ты бог.
- Я просто люблю исполнять желания.
В её памяти и на книжных полках много сказок – и своих, и чужих, которые трепетно хранятся, пополняются, перечитываются и с которых всегда смахивают пыль – правда, она появляется редко. Она редко рассказывает их вслух – скорее всего, когда вы с ней, она просто будет смеяться, улыбаться, класть голову на плечо, обнимать, рассказывать моменты из своей жизни… и редко когда она сознается, что ей плохо на тот момент времени, и вряд ли она выдаст что-то, что будет Вечно летать на задворках памяти – она дитя бумаги и чернил, которое переворачивает мир, когда речь заходит о том, чтобы написать что-то и совершенно никудышный собеседник.
Она сидит на деревьях в яблоневом саду, насвистывая что-то на серебристом вистле, косясь взглядом на ноты, прикреплённые к дереву, даёт поиграть другим, с улыбкой наблюдая за тем, как приоткрывается ей душа человека. Она бренчит что-то на гитаре, весело посматривая на подпевающую ей сестру. Она бродит по красивым местам с рюкзаком за плечами, и книжкой в лапах, летит на каждодневные встречи с друзьями, и рядом с ней серебристыми крылышками трепещет свобода…
А потом она приходит домой. А дома – родители, крики, полнейшее непонимание принципа её жизни, обвинение в излишнем мечтании и недоверие к тем, кого она любит больше всего на свете.
И свобода рассыпается вдребезги, оковы, которые были незаметны там, снова сковывают душу сильней, оставляя свежие раны на чуть переставших кровоточить старых, загоняя в угол тёмной комнаты, оставляя там корчиться от слёз и желания сбежать. Только понимание того, что она ещё слишком многого боится, даёт ей понять, что она не сможет сбежать, потому что пока что не готова быть одной… и приходится терпеть.
Поэтому она и зовёт к себе домой только тогда, когда дома никого нет. Потому что когда дома родители, её словно сковывает и она ничего не может делать. Она не зовёт, потому что в такие моменты нет никакой Сказочницы – есть только слабая маленькая девочка, забившаяся в слезах в угол, затравлено смотря на всех.
Трудно быть Сказочницей в пятнадцать лет.
Да и вообще трудно. Но любимо.
|
|
|
|
|
|
|
|
